«Сколько любви принесла война!» 

Если бы не «СВО», мы бы вряд ли писали про Дмитрия Артиса (настоящая фамилия — Краснов-Немарский). Родился в 1973 году, окончил ГИТИС, работал главным администратором театра в Мытищах, а в конце 1990-х годов вместе с братом Леонидом Красновым основал театр, называемый сегодня «Театральный особняк» (в театральных кругах, разумеется, неизвестный — ни событийных спектаклей, ни наград). Но в 2015 году этот театр стал первым гастролировавшим на территории «ЛДНР» (Краснов-Немарский являлся генеральным директором вплоть до 2018 года).

В 2000-е под псевдонимом Дмитрий Артис он ушел в поэзию. Опубликовал несколько сборников стихов. Как отмечает историк литературы Михаил Эдельштейн, «Артис — совершенно дюжинный поэт без своего почерка, без узнаваемой манеры. До войны — нормальный плодовитый автор без особой репутации».

«СВО» всё изменила. Артис завел в телеграме стихотворный блог, где активно поддерживал агрессию и набрал несколько тысяч подписчиков. Но даже на общем фоне, как отмечает Эдельштейн, его военные стихи отличались примитивностью: «Тут в чистом виде телевизор, ничего индивидуального: “фашисты”, “черепа в обрамлении свастик” (про татуировки пленных украинцев), “такие люди не знают жизни, / им непосильна любовь к отчизне” (о либералах), блудный Киев возвращается в братские объятья и просит “русского борща”, но сам держит камень за пазухой, и т. д.». Косвенно это признал и сам Артис: «Зет-литература — это когда художественная ценность текста вторична по отношению к задачам, которые он решает».

Но всё же Артис выделился: в конце 2022 года ушел добровольцем на фронт. Первый полгода отвоевал в «Ахмате», вернее, находился вблизи фронта, поскольку, по собственному свидетельству, его в бой не пускали: то ли берегли поэта, то ли не доверяли ему («Дневник добровольца», с. 64–65). По истечению контракта Артис подписал еще один и летом 2023-го вернулся в Украину.

Этой «второй ходке» и посвящен «Дневник добровольца», опубликованный издательством «Яуза» весной 2024 года. По словам автора, он регулярно делал заметки на телефоне, а затем свел всё воедино. Вероятно, поэтому 250-страничная книга и производит впечатление песни «что вижу, то пою». Рваный поток заметок, сентиментальных переживаний и ненависти, скрепленных, однако, самолюбованием.

Так, например, он смотрит на RT презентацию сборника «Поэzия русского лета» со своим участием: «Любовался светлыми лицами современных классиков. Всё-таки сильна земля Русская истинными людьми, вставшими на защиту Отечества, каждый на своем фронте. Они со мной, и тешу себя мыслью, что и я с ними» (с. 133).

И поскольку самолюбование здесь — важнейший элемент, то в анализе этого текста нам поможет эссе философа Бориса Гройса «Апология Нарцисса».

Нарцисс расправил плечи

Нарциссизм не равен изнеженности — наоборот, он предполагает мужество. Риск жизнью — алиби, которое можно предъявить обществу, когда хочется привилегий. Да, существует немало видов рискованного поведения (экстремальный спорт, криминал), популярных у страдающих адреналиновой зависимостью. Но война предпочтительна. Чем сильнее угроза телу — тем сильнее образ. В обществе, где каждую прошлую войну принято считать справедливой, о моральной составляющей можно не задумываться.

«Дневник» Артиса выстроен вокруг двух осей. Первая — план повседневности. Здесь война — это не героическая картинка, а пространство взаимодействия множества людей на фоне боев.

Вторая — воспроизводство пропагандистских штампов: украинцы-нацисты, православие, тоска по утерянной империи, подлый Запад, эльфы против орков. Война — это защита своего маленького кусочка земли, «на котором стою. Холю его и лелею» (с. 36). На этой войне «парни с оружием в руках перекраивают мир, погрязший в нищете, подлости и разврате» (с. 37), «мы вышли на войну с теми, кто торгует могилами наших предков» (с. 100). Один из комментариев расистский: «Еврей развязал войну с русскими до последнего украинца. Нарочно не придумаешь» (с. 141).

Все эти штампы — способ конструирования собственного образа. Однако отдельные эпизоды могут и заставить от них отказаться. 1 августа Артис записал историю, как местный алкоголик ходил возле базы и предлагал всем выпить, однако его отогнали: «Колдырь отскочил, упал на колени, поднял руки вверх, крепко сжимая бутылку, и заголосил:

— Слава России!

Потом встал и, еле волоча ноги, ретировался».

Артис подытоживает: «Никакой славы у России нет. Слава прошлого только. Сейчас мы тупим и не понимаем, что происходит вокруг. Говорю “мы”, подразумевая себя» (с. 83)

Противоречия нет. В «Дневниках добровольца» воинская слава принадлежит не России, а автору — и тем, кого он включает в число «истинных патриотов». Участие в войне и описание ее — метод литературного самодизайна Артиса: «Само существование здесь — это и есть литература. Ее высшее проявление» (с. 99).

Называя занимаемый рубеж «Сердцем Дракона», а украинцев — «немцами» (героическая фэнтези и историческая пропаганда тут переплелись), он считает себя учителем с автоматом в руках: «В Сердце Дракона занимался воспитанием немцев. Бытовые проблемы мало меня касались» (с. 176). Обратной стороной нарциссизма оказывается покорность. Перечитывая Книгу Екклесиаста, Артис называет ее автора подростком, страдающим от депрессии: «Мудрость — в первую очередь — это смирение, принятие жизни такой, какая она есть, а не рефлексия и неудовлетворенность» (с. 145).

Нарцисс борется со своим телом

На фронте главной проблемой для 50-летнего Артиса стало его тело. Борьба с ним — одна из ключевых линий противостояния.

Во время тренировок перед отправкой Артис писал про «проблемы с вестибулярным аппаратом» (с. 16). Во время бега он ударился большим пальцем: «Стало дико стыдно перед врачами, что обратился с такой пустяковиной, и это чувство стало страшнее той боли, которую испытывал» (с. 16). Несколько страниц он посвящает тому, как в аптеке купил некие витамины, а они оказались китайской виагрой, из-за чего ему стала сниться голая китаянка: «Сил, главное, никаких, мысли о войне, а здоровье на полигоне. Но снится китаянка, и всё. Хоть головой об стенку бейся или затвор передергивай» (с. 20).

Спустя неделю Артис жалуется: «Еще хуже видеть стал… Палец на ноге ноет» (с. 44). Вскоре он сорвал несколько немытых украинских яблок, которые вывели русского бойца из строя на день: «Смотришь, как парни пашут, и возникает чувство предательства» (с. 44). Еще через пару недель поэт признался, что иногда не ест, «потому что нет возможности сходить по-большому» (с. 115). Фекальная тема возникает неоднократно. Но в итоге автор провозглашает победу духа над телом: «То, что ломит спину, не в счет. К боли на войне привыкаешь и почти не реагируешь на нее» (с. 127).

Но этой победы мало. Нарциссическое «Я» требует самоутверждения за счет сослуживцев, чья вина состоит в том, что они «ныли» публично, а не в дневник. Он с презрением пишет о сослуживце Фоме, у которого подозрение на пневмонию: «похож на зомби» и еле передвигается. Его жалобы на псориаз вызвали у Артиса тошноту, а трудности с заступлением на ночное дежурство получают комментарий: «Здесь больных нет. Больные на больничке. В располаге, даже если у тебя смертельная агония, ты всё равно здоров» (с. 30). Спустя несколько недель не меньшее раздражение вызывает другой боец: «Кругом взрывы, стрекот, а тут сидит нытик и пересказывает свои болячки» (с. 64).

Нарцисс полюбил войну

Война облагораживает, преображает, задает жизненный смысл: «Даже в ужасающем хаосе войны мне виделись не разруха, не погибель, а перерождение, обновление… Отстранившись от поэзии, отбросив в сторону розовые очки, я так и не увидел того ужаса, о котором говорят напуганные войной люди. Мне нравится быть здесь. Чувствую себя нужным. Будто лечу со снежной горы на санках» (с. 73).

Война освежает чувства, придает настоящий вкус жизни: «Вдруг понимаешь, насколько дороги люди, окружавшие и окружающие тебя. Хочется бесконечно долго смотреть на них, слушать» (с. 181; сравните с тем, как он пишет о больных сослуживцах). Но спустя несколько недель после последней записи ситуация на его участке фронта усложнилась, и тональности поменялись: «Я наполнен войной до краев. Она опустошает меня. Хочет свалить, чтобы я безропотным агнцем пал на алтарь и сложил ручки. Меня просто так не возьмешь. Еще повоюю» (с. 101). Осенью Артис получил ранение, далее — госпиталь, а вскоре и завершение контракта. Вывод: «Война — это самое прекрасное, что произошло со мною за пятьдесят лет жизни. Дырка в ноге чешется. Рана заживает» (с. 251).

Несмотря на жажду победы, для Артиса участие в войне — нечто самодостаточное, не предполагающее обязательного убийства врага. В конце июля 2023 года он признался, что еще никого не убил, заявив сослуживцу: «Спроси меня лучше, скольких я защитил. <…> Вернешься домой, загугли численность населения нашей страны и умножь на два (видимо, Артис считает себя защитником и будущих поколений. — Прим. авт.)» (с. 63).

И всё же война — это… любовь. «На войне без любви делать нечего. Любовь к женщине, детям. Родителям, любовь к Отечеству», — отпускает банальности Артис перед отправкой на фронт. Но ближе к концу срока эта любовь оказывается нарциссической: «Включил радио и попал на передачу, где родные посылают приветы своим любимым солдатам. Слезы на глазах. Еще чуть-чуть — и ревмя зареву…. Сколько любви принесла война, сколько любви! Люди никогда так не любили, как любят сейчас. Война разбудила любовь, затихарившуюся глубоко внутри каждого из нас. Как же нам не хватало ее. Пришлось кинуть на покореженный от бесконечных обстрелов алтарь сотни тысяч человеческих жизней, чтобы вспомнить, для чего мы рождены» (с. 186).

Это может вызвать недоумение у читателя. Вот же он рассказывает о вытаскивании убитых с поля боя: «Тащить на полусогнутых под постоянными обстрелами труп, у которого нет головы, или нога отваливается, или рука, или там каша вместо человека, — занятие не из приятных. Надо аккуратно собрать в мешок или, если такое возможно, бросить на полевые носилки» (с. 162). Или же фиксирует тяжелое ранение боевого товарища: «Водитель уазика разорвался и наехал колесом на мину. Машину разметало в колья. Его нашли в семидесяти метрах от взрыва. Оторвало руку и обе ноги» (с. 31).

Но осмысления нет. Это лишь фон, автор наслаждается личным переживанием величия момента. И любовь — она ведь любовь к своему образу. Отсюда и проскакивающая ненависть ко всем, кто может прервать акт этого наслаждения. Симптоматично, как в начале октября 2023 года Артис вложил в уста сослуживцев однозначно негативное отношение к слуху о завершении войны путем переговоров: «Солдаты рассчитывают на то, что главнокомандующий не даст заднюю. Это уже будет означать предательство» (с. 206).

Нарциссу вернули автомат

Если вы откроете телеграм-канал Артиса, то с фотографии профиля на вас будет смотреть человек в униформе, с автоматом, в сапогах — и без опознавательных знаков и других выделяющихся элементов. Демонстративная аскетичность не случайность, а выбор. В «Дневнике» Артис показательно пишет о другой фотографии, сделанной под 8 марта 2023 года: «Решил сфоткаться на память. Девчонкам в телеграм-канале себя показать красивого. Взял у Гума шеврон. Сам я шевроны никогда не покупал и не носил. Не люблю. Ходишь как елка под Новый год. Мне нравится строгое однообразие. На войне» (с. 70–71).

Не униформа, а автомат значим для Артиса. Он символ мужественности. Порядка двух страниц занимает описание истории, как, заходя на боевое задание, он случайно поменялся с кем-то своим автоматом, а потом при выходе автомат нашелся: «Ругал себя, проклинал, ненавидел. Боже, я пережил переоценку себя! Я не был в те дни героем-добровольцем. Был законченным идиотом, который за автоматом не уследил» (с. 91).

В середине сентября якобы лишь за присутствие при пьянке у Артиса отняли автомат, что стало подлинной трагедией: «Чувствую себя опозоренным. Униженным. Почти двести дней на войне. Ни одного замечания от командования. Выполнял, чего бы мне это ни стоило, все поставленные задачи, и вдруг приходят комендачи и разоружают меня».

Возвращение автомата сравни обретению мужского достоинства: «Вернули оружие, будто оторванный член сызнова прирастили. Надо почистить, привести в должное состояние» (с. 183).

Нарцисс превращает войну в личный театр

У Артиса такой проблемы нет. Война — его рамка, контекст, сцена. Он одновременно участник и созерцатель, воин и свидетель.

Украинцы — пространство чистой негативности, описываемое в знакомых пропагандистских терминах. По мере развития текста градус ненависти нарастает: «Хохлы на русских лезут, да не с кулаками, а с какой-то западной артой. Не по-пацански, в общем», — приводит поэт слова бывшего зека (с. 23); «Хохлы отрабатывают свои тридцать серебряников» (с. 74). И сама природа становится ненавистной: «Летом на первой учебной базе страдали от комаров. Такие злые и дурные комары только в Хохляндии бывают. В Подмосковье комары интеллигентнее» (с. 158).

На этом театре военных действий Артис, конечно, окружен совершенно разными людьми. Есть настоящие воины, ушедшие «за идею», есть отважные зеки в отрядах «Шторм Z», болеющие «Советским Союзом, его идеологией» (с. 160). Куда хуже его отношение к чеченцам: «Чисто тик-ток-войска. Прибегали после штурмов фотографировались на фоне опорников, которые добровольцы брали» (с. 189). Нарцисс не любит конкурентов в самосозерцании.

Артис вплетает в ткань повествования критические истории мимоходом, чтобы в глазах читателя выглядеть объективным и еще раз подчеркнуть собственное превосходство. «На второй учебной базе, где мы жили в землянках, один курсант из нашего потока застрелил другого. В шутку приставил к голове автомат и спустил курок. Половины головы как не было… Есть среди нас откровенные дебилы» (с. 25).

Цепляемые Артисом разговоры сослуживцев о мотивах участия в войне, конечно, могут быть прочтены чуть ли не как дискредитация армии. Однако в пространстве «Дневника» всё это косвенные свидетельства величия самого Артиса. Ведь для других боевых товарищей «война — это захватывающая игрушка. Реалити-шоу. Они на драйве, азарт и молодость» (с. 50). Еще один ушел на фронт, поспорив на барана, что ему хватит смелости (с. 116), другой — чтобы окончательно не спиться (с. 131).

Нарцисс продолжает борьбу

Участие в убийстве украинцев открыло окно возможностей. «Повоспитывав» украинцев автоматом, Артис взялся за российских детей. Весной 2024 года он написал серию стихов для «патриотических» раскрасок «Огогош»:

«Засветло в минувший вторник
— после боя у реки —
взяли вражеский опорник
русские штурмовики».

В продажу, правда, пока поступили только магнитики для холодильника. В сентябре журнал «Москва» опубликовал его военную повесть для детей. Одновременно Артис начал гастролировать с выступлениями, например, в Пскове — сольно, на Сахалине — с другими Z-поэтами. Получил от Российского союза писателей награду «Святая Русь».

Как отмечает Михаил Эдельштейн, «если служба не сказалась на стихах Артиса, то она явно сказалась на нем самом. Человек, который и в z-тусовке был на вторых ролях, вдруг ощутил себя “право имеющим”. Он стал всех поучать, “строить” не только “врагов”, но и своих. Он говорит от имени “мужиков на передке”, свысока смотрит на “диванных патриотов”».

Не все оказались готовы воспринимать эту позу, на что Артис жаловался у себя в телеграме, а потом удалял посты (их просмотр возможен через tgstat). Так, поэта зацепили слова Z-писателя Дмитрия Филиппова, дескать, «я спинку держу и ухмыляюсь только потому, что не попадал под некие пиздорезы, под которые попадал он. Знаешь, Дима, парни, что были со мной, даже после пиздорезов восхищались тем, как я умею себя держать» (пост от 24.02.24). Некоторые сограждане вообще отрицали его претензию на воина-защитника: «Мне в глаза смотрел человек, которого я защищал, и говорил: а на хрена ты меня защищал, я люблю в попу трахаться» (пост от 4.04.24).

Борьба за общественное признание в телеграм-канале на полторы тысячи активных читателей приняла форму обиженной агрессии. Артис обвинял коллег, с которыми сотрудничал до ухода на фронт, в том, что они на его место пригласили других людей. Называл организацию вечеров антивоенных литераторов поддержкой терроризма. И, конечно, не без откровенного антисемитизма: «Жиды, которым конца не будет и которые закончат жизнь убийством наших парней, прощения просить не будут. Но они закончат жизнь» (29.04.24, удален).

Не менее резко Артис писал и про психологические проблемы ветеранов СВО: «Ну правда, найдите мне реального воина, у которого ПТСР. Не найдете. Это будет какое-нибудь чмо…» (24.02.24, удален). В августе он повторил эту мысль, обвинив общество в навязывании ветеранам травмы: «Парни, которым стыдиться нечего, возвращаются с войны душевно здоровыми и попадают в общество, где психические (и прочие) отклонения считаются нормой. Общество навязывает им травму, дабы ничем от представителей этого общества не отличались».

Дом на крови

Один из лейтмотивов «Дневника добровольца» — тоска по семье. Артис мечтает наладить отношения с близкими, вернуться к детям: «Даст Бог вернуться, накажу старшему, чтобы внуков мне делал побыстрее. Внутренне готов к смирению, тишине и проявлению заботы. Буду кормить их, попки мыть и всячески развлекать» (с. 117). Пожалуй, это одна из немногих искренних эмоций.

В середине января 2024 года, спустя полтора месяца после возвращения, поэта-фронтовика ждал удар: его сын-подросток от бывшей жены покончил с собой. У себя в канале в серии впоследствии затертых постов Артис напрямую обвинил бывшую жену в убийстве с целью завладения квартирой.

Не вдаваясь в подробности его личных дел, мы хотим тем не менее обратить внимание на два больших поста (от 23.02.24), «объясняющих» ситуацию. В них Артис конструирует образ мужчины-семьянина, преданного близкими и государством. Он купил жене квартиру, а она писала заявление в полицию о семейном насилии. Привела в дом свою любовницу. Несколько лет судов за ребенка — и государство встало на ее сторону. Война с Украиной — еще одна линия раскола. Поэт пошел на войну, а мать забрала ребенка из Нахимовского училища (из-за войны — пост от 15.03.24, удален).

И здесь перед нами иной Артис — человек, переживающий собственную трагедию. За нею скрывается и семейная драма, и кризис маскулинности, и неспособность выстроить жизнь на основе декларируемых ценностей. С началом же войны личное, семейное и политическое кровавым образом переплелись. Потому не кажется случайным и отрывок из «Дневника…», где Артис вспоминает о потере большой дружной семьи 80-х годов и этим объясняет готовность убивать украинцев: «Хочется вернуть некогда великую страну, некогда большую семью. Ведь моя вина в том, что прежний мир — добрый, чистый, светлый — рухнул, тоже есть» (с. 209).

В апреле 2024-го Артис не без гордости заявлял: «Я построю себе дом. Ругайте меня сколько угодно, дом я всё равно построю. Красивый» (29.4.24). В середине августа он делился с подписчиками забитыми сваями. В буквальном смысле Артис строит свой дом не на слезинке, а на потоках крови — и украинцев, и русских. Первых он убивал за то, что те защищали свои семьи. Вторых — звал и зовет стать соучастниками, множа вдов по всей стране.