Творческий упадок «Ленкома» начался еще до ухода Марка Захарова из жизни. Конечно, оценивать художественную успешность театра по формальным показателям (например, отсутствию номинаций и премий «Золотая маска») — не лучший путь. Но все, кто профессионально занимаются в России театром, знали: «Ленком» уже давно не производит «событий», громких премьер, обсуждаемых спектаклей. С театром были связаны в основном скандалы, а не творческие успехи, и репертуар держался на старых «народных» хитах вроде «Юноны и Авось», куда с упорством, достойным лучшего применения, вводили новых актеров.

Марк Захаров понимал ситуацию и пытался что-то с ней сделать. Поэтому, вероятно, для последних постановок он брал в качестве материала романы Владимира Сорокина. «Современным» и «актуальным» Сорокина во второй половине 2010-х можно было назвать с большой натяжкой: он уже де-факто классик, и Захаров ставил его как классика. Успешными эти спектакли не стали.

Уже тогда директор театра Марк Варшавер решал почти все вопросы в «Ленкоме», и не только хозяйственно-административные, но и вопросы репертуара.

У директора были отличные отношения с чиновниками, и потому, когда после смерти Захарова в 2019 году нового худрука решили не назначать, а сделать театр «директорским», никого это особо не удивило. Да, до сих пор продолжается разбирательство с дочерью Захарова Александрой, в которой директор, вероятно, видел если не соперницу, то раздражающий элемент, — но это частность.

«Ленком» стал стопроцентным «директорским театром» — то есть театром, где и творческие, и финансовые, и административные вопросы решает директор. Варшавер — особый случай, это опытный и закаленный в театральных интригах человек, в «Ленкоме» с 1979 года (директор — с 1986-го). Варшавер хорошо понимает и «творческую часть», и начальство: не случайно он придумал и реализовал «директорскую ложу», этакий клуб директоров московских театров, где тусуются и чиновники от культуры вроде Александра Кибовского (начальник департамента культуры) и Евгения Герасимова (председатель комиссии по культуре Мосгордумы).

Однажды Варшавер прославился проездом своего служебного джипа с номерами серии «АМР» по тротуару. Высунувшись из машины, он заявил прохожему: «Сопляк, отойди, ты что записываешь, какой же ты подонок!» Стилистика письма в РГ заставляет задуматься, а уж не лично ли Варшавер сел и собственной рукой вывел, так сказать, незабываемые строчки.

Если говорить серьезно, то имя и фамилия директора никакого значения не имеют.

Некогда легендарный театр, ныне художественно беспомощный и руководимый удобным и эффективным директором, — это воплощенная мечта «культурных» чиновников России.

Начнем с того, что директорское руководство для чиновников само по себе прекрасно. Худрук, сколь бы лоялен партии и правительству он ни был, всё равно что-то чуждое и непонятное. Это какой-нибудь режиссер или актер, он всё равно хитрит, увлекается каким-то «творчеством», его знает публика, у него есть авторитет среди актеров и коллег.

Ну а директор — совсем другой разговор. Во-первых, он подчиняется приказам; во-вторых, творчество у него на втором плане, а на первом — деньги, наполняемость зала, театр как антреприза и бизнес-проект. Он демонстрирует показатели, он эффективен, с ним можно договариваться по аренде здания для мероприятий и корпоративов, и так далее. Кроме того, директора всегда легко поменять: творческая часть в театре его, как правило, ненавидит, а административная только и ждет ухода, чтобы самим влезть на его место.

Директор обычно не склонен к творческим экспериментам, и если ему достался в управление великий театр, как «Ленком», то он будет спекулировать на этом бренде (переименовав, например, его в «Ленком Марка Захарова»), но показывать там только отжившую классику.

От директорского театра можно не ждать «неоднозначных» трактовок классики или «сомнительных» современных постановок. Зато бесконечные «старые песни о главном» он будет катать по городам и весям, рассказывая, какую важную «культурную миссию» при этом выполняет. Ну а если нужна пропаганда, такой директор с радостью возьмет под козырек и поставит в репертуар необходимые патриотические спектакли, съездит с гастролями в зону СВО, или в госпиталь, или выделит народных артистов для какого-то митинга — в общем, сделает всё, и даже письмо с нужной интонацией в газету напишет.

Такой театр безопасен, обезврежен и комфортен. Он становится частью госкультурной экосистемы, сам питается от нее и питает ее. Иными словами, неотличимость текста письма, подписанного «коллективом Московского государственного театра “Ленком Марка Захарова”» от риторики пропаганды с федеральных каналов совершенно не удивляет. За этот текст их похвалят, да еще и скажут: «Ну и зачем вам эти гастроли, зачем вам этот Израиль».

И правильно: гастроли вообще дело опасное. Вот, например, театр «Габима», где «Ленком» планировал выступать. Вообще-то в начале XX века он работал сперва в Вильнюсе, а потом — как еврейский театр — в Москве (при поддержке наркома по делам национальностей Иосифа Сталина). Но в 1926–1927 годах театр уехал в гастрольный тур по Европе и США, и труппа «вдруг» решила вообще не возвращаться в СССР, а отправиться полным составом в Палестину. Так что рисковать не стоит.