«Если бы Красиков убил европейца, всё было бы по-другому»

— Манана, расскажите для начала, как вы познакомились с Зелимханом?

— Мы поженились в 2000 году. Это был совершенно неожиданный брак. До этого мы виделись всего лишь один раз. Он [при первой встрече] произвел впечатление очень простого, приземленного человека. Он был моложе меня, 20 лет ему было. А мне — 25. Я тогда была уже сформировавшимся человеком, амбициозным врачом. Он у меня спрашивал: «Ты считаешь, что я не достоин твоего внимания? Не достоин того, чтобы ты вышла за меня замуж?» Я так не считала, просто думала, что каждому человеку должна быть своя чета. Если люди по-разному понимают мир, то это создает дополнительные сложности. Но мне понравилась его человечность, не заносчивость.

— Как так получилось, что он вообще про вас узнал? Это было сватовство, инициированное родителями?

— Это было инициировано больше родителями, да. У них [родителей жениха] по соседству была замужем моя сестра, она им понравилась, поэтому моя свекровь решила, что кровь не водица, и я тоже им понравлюсь.

На следующий день после сватовства ко мне пришла его мать. Она сразу хотела взять с меня обещание, что я выйду замуж за него [Манана в разговоре с корреспонденткой «Новой-Европа» ни разу не назвала своего супруга Зелимханом. Согласно чеченским традициям, муж и жена при посторонних людях не могут обращаться друг к другу по имени. — Прим. авт.]. Я ей сказала: «Я 25 лет сидела, [не выходя замуж], не потому что не было кандидатуры, а потому что я не находила чего-то своего, близкого мне». Сказала ей, что мне нужно время подумать, узнать, согласны ли на этот брак мои родители. Сказала ей, чтобы она тоже подумала, не напрягает ли ее, что я старше Зелимхана. Она ответила: «Нас ты устраивала бы, даже если бы ты была на 12 лет старше». Хорошо помню эту ее фразу. Пророк Мухаммад же тоже был женат на женщине, которая была на двадцать лет старше его. Это нормально в мусульманском мире.

— В какой момент вы решили, что стоит согласиться выйти за него замуж?

— Я даже не решала этого. Так получилось. Вечером мне сказали, что кому-то стало плохо, [меня] повезли, как будто везут к пациенту на обследование. В какой-то момент началась свадебная стрельба. Машина заехала во двор, где уже была толпа людей. Только тогда я поняла, что произошло.

— То есть вас украли?

— Да, кавказская пленница. Но он об этом не знал. Это, оказывается, было решением его родителей. У нас же браки до сих пор так совершаются. Ему сказали, что я согласилась. Он был правильным человеком, считал недостойным красть девушку против ее воли. Он узнал, что я изначально не давала согласие, уже после того, как меня украли. Уже когда я, после уговоров его родственников, согласилась на брак.

— И как ваши родители на это отреагировали?

— Три месяца отец был недоволен и не разговаривал со мной. К нему ходили муллы, чтобы договориться, чтобы попросить прощения и его благословения на этот брак. В конце концов, я же сама осталась после уговоров в этом браке. И если даже я вернулась бы, не согласившись, это создало бы много споров, недоразумений, вражды между нашими семьями.

— Вы говорили, что у вас «разное понимание мира». Каким был Зелимхан?

— Люди, которые чего-то добились, получили высшее образование, у них всегда ставки чуть выше. А он был очень простым. Первый год брака мы узнавали друг друга, у нас были дискуссии. И я поняла, что в житейском плане он мудрее меня. Мне начало нравиться его понимание мира, несмотря на то, что он не человек с высшим образованием. Я прониклась уважением к нему.

— Вы поженились до того, как Зелимхан стал участвовать в военных действиях. Как вы тогда отреагировали на его выбор?

— [Зелимхан] считал, что к нам, чеченцам, было всегда несправедливое отношение. Что кавказцы всегда проходили через войны, убийства. В 1996 году в мой дом попал снаряд, погибли моя шестилетняя сестра и племянница. Но я всё равно войну и насилие не принимала ни в каком виде, даже несмотря на то, что я была травмирована смертью близких. А он говорил: 

Он говорил, что мужчина не может называться мужчиной, если он сидит, спрятавшись за юбками своей жены, матери. Говорил, что если человек идет на тебя с оружием, нужно противостоять ему, выгнать его. Такие у нас были дискуссии.

— Что вы отвечали ему на это?

— Я, конечно, всё равно была против войны. Наверное, это был какой-то женский эгоизм. Я не хотела, чтобы отец моего ребенка уходил на войну. Боялась, что буду растить ребенка без отца. Но вообще эгоизм ли это? Это же нормальное чувство. Но и упрекать я его не упрекала. Считала, что у него тоже справедливые суждения, хоть я и не была согласна.

— Путин связывал Зелимхана с терактом в Беслане, с нападением на Ингушетию. Что вы про это думаете?

— Путин перед всем миром отвергал какую-либо причастность ФСБ к убийству этого человека [Зелимхана]. Одного лишь этого достаточно, чтобы понять, что он всё время врет. Путин говорил, что этот человек [Зелимхан] убил 60 государственных чиновников в Ингушетии. Это была такая глупая ложь и вранье. Как один человек мог их убить? Он же понимал, что это была группа во главе с Масхадовым. Так зачем он врал? Потом он утверждал, что он [Зелимхан] участвовал в захвате школы в Беслане. Но он во время захвата школы был рядом со мной. У нас родился второй ребенок, мы вместе смотрели новости про Беслан.

— Не помните, как Зелимхан отреагировал тогда на эти новости?

— Он не отходил от телевизора, его это очень сильно волновало. И его реакция после штурма была такая: «Представляешь, чтобы таких смертей не было, всё, что нужно было сделать Путину, российской власти, — это вывести свои войска и не проливать кровь. Всё, что от них требовалось, — это освободить Чечню». Когда маленькие тела выносили из школы, было ужасно. Каждый родитель понимает ценность ребенка.

— Не так давно я была в Панкиси [Панкисское ущелье на севере Грузии. Именно там в селе Дуиси родился и вырос Хангошвили. — Прим. авт.], и там Зелимхана воспринимают как героя. Как вам кажется, как фигуру вашего мужа воспринимают в русскоязычной среде?

— Россия в целом из него сделала преступника. Я не говорю про всех, но власть, чиновники называют его преступником. Но знали бы они, какими преступниками их считаем мы! Они в тысячу раз большие преступники, чем Зелимхан. Он был защитником своей родины. Не он пошел на Россию с войной. В таком его образе преступника больше СМИ виноваты. Путин всего два заявления сделал, а они писали все эти лживые статьи про него. Наверное, хотели так подстроиться под власть.

— В 2016 году вы всей семьей уехали в Германию и попросили там политическое убежище. Но Германия статус беженца Зелимхану не выдала. Как вы думаете, почему немецкие политики приняли такое решение? Ведь к тому моменту на него уже были совершены покушения, когда вы жили в Грузии.

— Не знаю, сложно ответить на этот вопрос. У него была собрана вся информация о том, что он в опасности. Например, в 2006 году моя родная сестра переехала в Швецию и попросила убежище там. Уехала она после того, как в их дом в Чечне ночью ворвались неизвестные люди в масках и увезли моего отца. Это было сделано, чтобы надавить на Зелимхана. Она в Швеции рассказала, что Зелимхан ее зять. 

Думаю, Германию с Россией многое связывает. Но Путин же этим убийством запятнал честь и достоинство целой страны. Хотя, наверное, их [германских властей] плохое отношение к мусульманам было сильнее. Если бы [Красиков] убил европейца, всё было бы по-другому.

— Немецкие политики хоть раз связывались с вами, чтобы обсудить возможный обмен Красикова? Ведь что это вероятно, стало известно после гибели Навального.

— Нет, ни разу. После смерти Навального мне стали звонить журналисты. Я от них узнала, что рассматривали возможность обменять его [на Красикова]. Они у меня спрашивали, как бы я отнеслась, а я отвечала, что никак бы не отнеслась, ведь это [уже] невозможно. [Сейчас] я рада, что отпущено много людей. Может, среди них есть очень достойные люди. Я никого из них просто не знаю. Но ведь это можно было сделать иначе. Не отпуская убийцу. Это дает возможность понять [другим потенциальным киллерам], что они могут убить, и их потом отпустят по амнистии, по обмену. Они [власти Германии] отпустили убийцу, который не посчитался с законами их страны.

Даже когда убийство было совершено, [немецкие политики] не высказали никаких соболезнований. Почему? Я не знаю.

— Сейчас, когда поднимается вопрос об этической составляющей этого обмена, многие вспоминают «дилемму вагонетки». Ведь 16 жизней же спасли. Что вы про это думаете?

— Я их не переубежу. Остаюсь при своем мнении, что нужно было другое решение принять, идти на компромиссы в других вопросах. Но как можно было отпустить убийцу после такого громкого дела? В чужой стране чужой гражданин пришел и убил чужого гражданина. Я думаю, что Германия очень сильно дала слабину.

— В одном из своих прошлых интервью вы сказали: «Россия не отпускает своих жертв». Это может быть предупреждением для самих оппозиционеров, которых сейчас отпустили?

— Однозначно. Если эти люди числятся в их черных списках, то это однозначно. Как только мне представится возможность, я полистаю все фамилии этих обменянных людей, посмотрю, когда они были схвачены. Если они были схвачены без реального повода, то я больше чем уверена, что всё было запланировано с целью именно этого обмена. В этом поединке Россия выиграла. Она просто может манипулировать интересами стран.

— Хотели ли бы вы что-то сказать людям, которых обменяли на убийцу вашего мужа?

— Я желаю этим людям, чтобы они не прогнулись ни под какую фальшивую политику, оно того не стоит. Желаю, чтобы они сами защищали и отстаивали свою правду. Ну и желаю им в дальнейшем не попадаться ни в чьи руки.

— А немецким политикам, которые выдали Красикова, не спросив вашего мнения?

— Если кто-нибудь из них прочитает это интервью, я думаю, они поймут, что я хочу сказать. Ну, а в целом, какое для них может иметь значение, что говорит маленький человек? Если бы для них это имело какое-то значение, наверное, этот мир не был бы таким проституционным.

— И в конце хочу спросить то, что меня очень интересует. Сейчас, спустя 24 года после заключения брака, после всех этих событий, не возникало ли у вас мысли, что, может, тогда не стоило соглашаться?

— Ни в коем случае. Я несла ту жизнь, которую должна была пронести. И я принимаю мою жизнь такой, какой она есть. Всевышнему я благодарна за всё.